дров и положил сверху бревно. Так и пролежал до
утра, слушая вой шакалов, да ещё увидев глядя
вверх сухой ствол дерева над головой, облокотившийся
поскрипывая на ветки другого.
Утром не нашёл в кармане серебряного креста
размером пять сантиметров, осмотрев все ветки
где лежал и в округе у костра, но ни чего не нашёл,
горы снова взяли хоть какую-то дань! Спустившись к реке,
спугнули парочку оленей на водопое, которые скрылись
в дымке, стоявшей с утра над речкой. Перешли брод,
дальше дорога шла по лесу вдоль реки, по которой дошли
до развилки, вторая дорога уходила в лева на подъём.
По рассказу жителей из Верхнесадового, она вела к
водопаду, на место бывшего Черкесского
поселения. На этот водопад туристов с Пшады не
возят, слишком плохая дорога.
Быть рядом и не зайти, тем более, что по рассказу,
до него всего один километр. Пройдя два подъёма
вышли на ровную поляну, у подножия горы, посередине
поляны стоял большой одинокий дуб. Рядом находился
родник и заброшенный с заколоченными дверями и
окнами вагончик для туристов, в котором
несколько лет назад кипела работа, готовили
шурпу, шашлык, люли-кебаб, и прочее, пока
наводнение не размыло дорогу. Не вдалеке у
подножия горы увидели водопад, к нему вела
заброшенная тропинка, водопад высотой в три
метра падая в низ разбрызгивал чистую ледяную
воду. Умылись и обмыли ноги, да в дорогу с собой набрали
пластиковые бутылки чистой воды, которая от родниковой
ни чем не отличалась. У дуба сделали привал и за
вскипятили заварив чай, который казался мёдом,
в сравнение с ночным из мутной реки.
Спустившись после отдыха к развилке, продолжили путь,
весьма посвежев. Не доходя километров десять до Пшады,
появился первый кемпинг с туристами, на
территории кемпинга шла работа полным ходом,
варили и жарили всё что можно. У столиков стояла
палатка, в которой девушка из Пшады продавала
собранный её отцом горный мёд. На здешний
водопад вела тропинка с указателем, по которой сновали
туда-сюда туристы, посмотрев в сторону водопада мы
переглянулись и поняли друг друга, после того
водопада в безлюдном месте, пойти к этому
только испортить впечатление.
Перекусили и выпили по бокалу красного полу сухого вина,
после чего разговорились с продавщицей мёда.
Она оказалась разговорчивым приятным человеком, кстати
красивой, про таких говорят светлый человек, как
будто встретили лесную фею из сказки. Она сама
по горным дорогам ездит за рулём, хватаясь за
него хрупкими ручонками. На отцовском уазике
возит мёд по кемпингам, зарабатывая в летний
сезон себе на учёбу, но как известно на уазике нет
гидроусилителя руля, попади не удачно под
переднее колесо камень, руль крутанёт так, что
у здоровых мужиков пальцы ломает. Фея предложила
довести всего двоих до Пшады, так как и двое с
трудом бы влезли в уазик, c флягами и прочими
атрибутами да ещё и наша ноша.
Оставив сестру и племянницу с рюкзаками в кемпинге,
мыс мужем сестры налегке пошли дальше, а как бы
хотелось ещё и доехать. Прошли мы километра три
и мимо нас по руслу реки, посигналив проехал уже
знакомый уазик, помахав ему в след мы опять остались
один на один с дорогой. Помочив ноги которые
горели от ходьбы, в попавшемся по дороге ручье
стекавшем с гор, увидели на встречном курсе газ
66, пробиравшемся по тому же руслу, с полным
открытым кузовом туристов. Они весело кричали
приветствие, махали руками, я тоже помахал им
своей ободранной рукой.
Наконец таки к вечеру вышли к Пшаде, где давно нас
ждали женщины. Попросили незнакомых людей дать
телефон, позвонить домой, чтобы за нами приехали,
телефоны мы собой не брали, всё равно бы
разрядились за трое суток, да и связи в тех
горах нет ни какой. Упав на лавочку у какого то
дома с растёртыми до крови ногами и руками грыз
кусок сушенного мяса, который дала мне сестра,
до самого приезда машины. Свою шестёрку забрал
только через четыре дня, дожидалась меня
засыпанная хвоей под большой сосной. Все летние
поиски закончились ни чем. Весной на дальнем
хуторе нашёлся пастух, который вспомнил
Брагина, из рассказов его бабушки и матери, они
жили в соседней станице у дубов, ныне станицы не
существует.
Место найдено, но также найдена информация о
проклятье казаков характерников; (кто найдет
того мужской род вымрет до двенадцатого колена).
а также придание; (найдет тот кто его положил)
и услышал рассказ. подтверждающий рассказ
Брагиной старушки;
Рассказ свидетеля
В 1984 году я добирался из Крымска через
Неберджаевскую к бывшему хутору Николаевскому, на
турслёт. От Неберджаевской шёл пешком, с рюкзаком
где сверху был приторочен армейский миноискатель
типа «клюшка». По дороге меня нагнал
молоковоз и седоватый водитель-грек, предложил
подвезти до хутора Гапоновского, куда ехал на
ферму за вечерним молоком. Видимо его впечатлил
миноискатель. По дороге разговорились о кладах и
водитель поведал мне интересную семейную
историю.
Его дед в молодости женился и работал
кузнецом на х. Гапоновском. В период гражданской
войны (да и поныне) это был довольно глухой
угол. Однажды к полудню на хутор прибыл обоз из
подвод. На подводах почти не было груза, только
по два больших ящика из под снарядов, но очень
тяжёлых. Возчиками были обычные, мобилизованные
угрозой оружия мужики, а вот охраняли обоз около
десятка казаков и 6 офицеров в главе
пожилой, возможно полковник. Подводы явно прошли
очень сложный путь по разбитым горным дорогам в
распутицу, спицы ступиц нескольких колёс были
переломаны и вместо снятых колёс использовали
вставные ваги.
Обоз еле дополз до хутора и нуждался в
срочном ремонте. По обрывкам разговоров
стало ясно, что это отставшая из за
поломок часть какого то большого конвоя белых,
двигавшегося на Новороссийск. По каким то
причинам им пришлось свернуть в сторону
Неберджаевской, и далее к Гапоновскому. Но цель
обоза состояла в том чтобы выйти глухими горными
дорогами к морю. Из мужиков на хуторе были только
дед-пасечник и молодой кузнец, их тут же
заставили ремонтировать поломанные колеса,
вместе с возчиками.
Между тем среди военных назревал бунт.
Казаки собравшись в стороне кричали,
что им нечего уходить с Кубани на
чужбину, а следует пробираться к родным
станицам. К тому же открылась бы тайна тяжёлых
ящиков, сгружая их с повреждённой подводы,
казаки намеренно уронили один их ящиков так что
он открылся и от туда потоком хлынули золотые
червонцы. Напряжённую ситуацию на время погасил
пожилой полковник, раздав казакам по горсти
монет и пообещав что после доставки обоза в
Новороссийск они получат ещё столько же и будут
отпущены на все четыре стороны. Когда ремонт
закончился, день был уже на исходе. Кузнец
намеренно ставил спицы на колёса из дерева
мягких пород, предполагая что они быстро снова
выйдут из строя. Но перед уходом офицеры забрали
кузнеца с собой в качестве проводника, пригрозив
расправиться с семьёй. По дороге выяснилось, что
пройти через Шапсугскую невозможно, там местные
приняли сторону красных. Оставалось искать
дорогу прямо через Свинцовый хребет. К нему
подошли уже в сумерках и начали тяжелейший
подъём. Лошади и люди выбивались из сил но вскоре
и колёса подвод снова пришли в негодность и
стало ясно что преодолеть крутой горный подъём
на вагах невозможно. Лошади уже дохли одна
другая и обоз остановился. В темноте кузнец
отошёл в сторону, за дерево на круче. Поблизости
остановились двое офицеров и кузнец подслушал их
разговор.
Ввиду невозможности дальнейшего продвижения
старший предлагал зарыть груз в скальный
грунт и возчиков казаки должны были тут
же расстрелять, для сохранения тайны. Но как
только казаки произведут выстрелы, разрядив свои
карабины, офицерам надлежало расстрелять их в
спину. Кузнец от таких новостей рванулся было в
сторону и по нему тут же начали стрелять легко
ранив. Ему удалось сорвавшись с кручи
схорониться у верха под корневищем, столкнув вниз
обломок толстого дерева. Оно и покатилось в
темноту, сопровождаемое выстрелами. Офицеры
разглядели кровь на обрыве, посветив фонариками
но вниз спускаться не стали, решив что проводник
мёртв. Скорчившись под корневищем кузнец слышал
как разгружали негодные передние подводы и